Растения

 

Какой порыв неукротимый

Из праха вас подъемлет в высь?

Какой предел неодолимый

Преодолеть вы задались?

В пустынях экваториальных,

В полярных стужах и снегах,

Сквозь пыток строй первоначальных,

Одолеваете вы прах.

Кому здесь не дано покоя,

А лишь волнение дано, —

Тот знает истину: живое

Затем чтоб мыслить, рождено.

И в шепоте листов неясном

Тому слышна живая речь,

Кто в мире злобном и пристрастном

Сумел свой слух предостеречь.

О, этот слух мы возлелеем,

Чтоб ваш ответ дошел живым:

«Мы чувствовать, страдать умеем,

Мы мыслить — сознавать хотим!»

 

1935, Москва, санаторий «Узкое»

 

 

 

*  *  *

 

Non vi si pensa quanto

sangue costa*.

Dante

 

I

 

Во все века и все народы

Пытали, мучили и жгли

Святых подвижников свободы

И мудрых путников земли.

Чем мир новей — тем мир суровей,

Несправедливей, злее суд,

Тем больше мук, гонений, крови

Они великим принесут.

Чем всеобъемлющей ученье,

Чем совершенней, чище стих, —

Тем кровожадней озлобленье

Их современников живых.

Судьба ученых и поэтов,

Увы, не балует она:

Тисками злобы и наветов

От первых дней уязвлена.

 

II

 

Терпи, поэт! Прими гоненье!

Проникни в суть земного зла:

Мысль получает утвержденье,

Когда вся кровью изошла.

Поверь, поэт: минуют годы

И воздадут хвалу тебе,

Но кровью обагрятся всходы

Тебе подобных по судьбе.

В одной руке — венок лавровый,

В другой — алкающий топор.

Двуличен мир! Его основы

Гнусней, чем ложь, страшней, чем мор.

Людская подлость беспримерна:

Ни кары, ни конца ей нет.

Глядит в века с тоской безмерной

Весь окровавленный поэт.

 

III

 

За ростом человеческого духа

Следит неумолимый зверь-палач

С мечом в руке: он требует расплаты

За краткий взлет в пределы Божества.

Он знать не хочет ни высот, ни глубей:

Он весь земной — и им владеет страх,

Он защищает свое царство страха,

Отступников он превращает в прах.

Усердно он законность соблюдает —

И горы трупов высятся вокруг!

И не дерзают храбрые из храбрых

Подняться в высь, преодолев испуг.

Лишь гений с палачом в единоборстве:

Пока последний меч свой занесет, —

Успеет гений сделать вызов тлену

И смертным часть бессмертья передать.

 

* Не думают, какою куплен кровью.

Данте. «Божественная комедия», Рай, песнъ ХХIХ (ит.).

 

1936, Москва; доп. в 1943, Челябинск

 

 

 

У беспредельности

 

Цветок любви — нарцисс живой —

Ты, расцветая, увядаешь,

И в лоно жгучею смолой

И острой дрожью проникаешь.

Могучим корнем прорасти

В глубь влаги, томной и любимой

И вместе с нею испусти

Огонь и стон неодолимый.

О, знаешь ли какой закон

Таится в этой мгле любовной,

Какой стихиею духовной

Прах в бесконечность превращен?

Нам мир неясен до конца

И эта тайна недоступна,

Объединяя совокупно

Все беспредельности Творца.

 

1936, Москва; доп. в 1943, Челябинск

 

 

 

*  *  *

 

С надеждою и верой бесполезной

Самоубийственно над самой бездной

Спешим домой, но меркнет Божий свет;

Нет тех людей, которых мы любили,

Нет тех лесов, в которых мы бродили,

Ни ласки, ни тепла, ни крова нет.

 

1940, Москва

 

 

 

*  *  *

 

He враг народа я, но враг убийц народа,

Чьи имена суть мрак пред именем свободы,

Чьи имена суть ночь пред светлым ликом дня,

О, могут ли они не обвинять меня?

Пускай они грозят, безумствуют, ликуют,

Но гибельный конец уже тревожно чуют,

Затем, что будет час, когда иссякнет ночь

И Солнце филинов разгонит в дупла прочь.

Природой им даны глаза, что ночью темной

Обозревают стан своей орды наемной

И адский замысел готовят в темноте,

И растлевают дух с мечтой о красоте.

 

1916г., Галиция, действ. армия

 

 

 

Восход Луны

 

По алюминьевым ступеням облаков

Луна вошла в мой дом:

Засуетились тени, замелькали

И тонкие, серебряные нити

Из окон протянулись в темный угол.

Все ожило: чернильница, подсвечник, телефон,

А колокольчик быстро завертелся

И тонкий звон наполнил кабинет.

Я встал из-за стола

И вышел ей навстречу —

Знакомке старой:

«Здравствуй, входи

И будь, как дома!»

Она вошла,

И целый дом наполнился

Сияньем светло-голубым,

Зеленым звоном

И прохладой.

 

1940, Москва; испр. в 1943, Челябинск

 

 

 

*  *  *

 

Теперь, когда подведены итоги

И жизнь моя — вся жизнь передо мной

Стоит как тьма... А гробовые дроги

Ко мне спешат, чтоб увезти домой.

С каким ожесточением, омерзеньем

Смотрю на жизнь — и странно — не стыжусь

И черных дней, прожитых с озлобленьем,

И осужденья сердца не боюсь.

Потомок наш в сияньи чистом детства,

Поймет ли он весь ужас страшных лет

Всеобщей лжи кровавое наследство

Исчадье тьмы и преисподней бред.

Поймет ли он, что не вольны мы были

Ни вызволить себя, ни уничтожить нас, —

В холодном ужасе на годы мы застыли,

И мир был пуст, и нас никто не спас.

 

1941, Челябинск

 

 

 

Стансы к женщине

 

Пусть жизнь уж пройдена и бита жизни карта

И я стою в конце течения времен,

Но я люблю тебя — Любовь моя Астарта, —

Единую тебя из всех прекрасных жен.

Не будь тебя — весь мир стал шуткою б бесцельной,

Ужасной шуткою, разыгранной со мной:

Ты — Космос для меня — бескрайний, беспредельный,

От самых дальних звезд — до глубины земной:

Ты — в голосе ветров, ты — в уходящей дали,

Ты — в утренней заре, ты — в пении соловья,

Ты мной занесена в великие скрижали —

В перл человечества и в светоч бытия.

Ты — всюду предо мной, хотя тебя не знаю,

Ищу тебя и жду я в таинствах мечты,

И в каждой жизни миг тебя я призываю,

И верю: ты — со мной, лишь невидима ты.

Я говорю с тобой на языке понятном

Лишь только нам одним — и ты даешь ответ

С глубокой мудростью, возвышенной стократно,

Как прорицание незыблемых судеб.

Воображать тебя, ресницами касаться

Твоих изогнутых и ласковых ресниц.

Молиться на тебя, тобою любоваться

И пасть к твоим ногам поверженному ниц, —

И пасть, чтоб целовать следы твоих сандалий,

И лицезреть сквозь мрак твой незакатный свет

И руки простирать в неведомые дали

В надежде вновь напасть на твой незримый след, —

И изойди в слезах восторга и томленья;

О, я познал Любовь, которой нет конца —

Необозримую, как Божества виденье,

И непостижную, как творчество Творца.

И умереть с тобой, чтоб испытать блаженство:

Разрушить времена и обезглавить плоть,

И за последний взгляд — печали совершенство —

Свое трепещущее сердце проколоть.

Да, умереть любя, твоей руки касаясь,

С тобой в общий миг, коль это суждено:

Так льются реки мира, в море изливаясь,

Чтоб слиться с вечным морем в вечное одно!

 

1941, Ленинград; испр. в 1955, Караганда

 

 

 

*  *  *

 

Сладок, ясен детский сон

И молитвой полон,

Мой же темен и смущен,

Думами взволнован!

Хорошо дитяте спать,

В небе видеть Бога, —

Мне ж томиться и страдать,

Вечная тревога!

И не мил великий день

Рождества Христова,

Потому, что всюду тень

Друга дорогого!

Далеко, в чужой стране

Милый изнывает,

И лишь дух его ко мне

Ночью прилетает!

Миновали, унеслись

Дни бы эти злые,

Как на елке бы зажглись

Огоньки святые!

Сколько мы узнали б вновь

Радости, веселья!

Эти думы только кровь

Отравляют — зелье!

Но по-прежнему стоит

У врагов темница

И в тревожном сне не спит

Мыслей вереница!

 

Опубликовано в газете

«Калужский курьер»

25 декабря 1915