Моей матери

(1875-1898)

 

В годину бед, в годину смут,

Как близок сердцу твой приют,

Ковчег иного бытия,

И старый дом, наследный дом

В лесу далеком и глухом,

И ночью пенье соловья.

Заветный луч, багряный луч

Средь толщу черных грозных туч

Несет последний свой привет —

Тому, кто так недолго жил,

Кто мир и жизнь благословил,

Кого давно-давно уж нет.

В тиши прадедовских лесов,

Где слышны песни пастухов,

Ты спишь невозмутимым сном,

А над тобой бегут года

И не встревожат никогда

Тебя в упокоеньи вековом.

О, как бы я средь буйных дел

С тобою свидеться хотел,

Тебе всю душу рассказать,

И, ниц упав к твоим ногам,

Дать волю горестным слезам

И ничего уж не солгать.

Взгляни, как сын единый твой

Закинут злобною судьбой

Во глубину людских пучин,

Где вечный бой, где вечный ад

Не прекращаяся шумят,

А он средь хаоса — один.

Но ты скорбей моих не знай,

Пускай тебе лишь снится рай

И солнце рая радость льет, —

А я в земной, холодной мгле

Свершу, что в силах, на Земле,

Пока наступит мой черед.

О, спи с улыбкой на устах

Родной, душе священной прах, —

Ничто улыбки не смутит.

И на могиле, где возрос

Случайный цвет — росинка слез

На Солнце пусть горит.

 

1918, Калуга

 

 

 

*  *  *

 

Я лгал, когда на твой вопрос,

Все отвечал по принужденью,

Что я люблю — и много слез

Ты отдавала подозренью!

За первый свой любовный бред,

За ласки раннею весною

Наказан ветреный поэт

Своей сердечной глубиною...

Я лгал тебе — и ты цвела

Под незатейливым обманом,

А мне любовь твоя была

Весенним розовым туманом...

Увы, что было — то прошло;

Кругом темней и холоднее

И наше лето отошло

Как тень в пустующей аллее;

И вот приблизилась пора

Нам разлучаться поневоле

О, верь, я плачу до утра

А сердце сжалося до боли!

Я вижу, что любви твоей

Посевы вешние пожаты,

И не найдя души моей

Меня покинешь навсегда ты!

Как поздно понял я тебя,

Как поздно жалобно тоскую

И, уж навеки полюбя,

Лишь письма милые целую...

 

1918, Калуга

 

 

 

*  *  *

 

Уж я не первую весну

Улыбкой горькою встречаю

И, как неверную жену,

К чужим в объятия провожаю;

Увы, люблю не в первый раз,

Люблю и пламенно, и страстно,

Но срок пройдет, и милых глаз

Любви сияние напрасно!

Не в первый раз я слезы лью,

Из сердца вырванные слезы

И песню грустную пою,

Про ту ж тоску, про те же грезы!

А как хотелось бы душой

Стать нежным, ласковым ребенком

И голоском смеяться звонким,

Приникнув к матери родной!..

 

1918, Калуга

 

 

 

*  *  *

 

Я мнил в преддверьи расставанья,

Что будет грустен этот миг,

И подступали уж рыданья

От прорицаний роковых.

Когда же пробил миг разлуки

И путь бежал передо мной, —

Исчезла грусть: живые муки

Сменились далью голубой.

И я легко со всем расстался,

Что было сердцу так сродни,

И далям смутно улыбался,

Благословив былые дни.

Не так ли нам в мечте томимой

Ужасен призрак вечной тьмы,

А час придет — и мир родимый,

Как старый дом, покинем мы.

 

1918, Калуга

 

 

 

*  *  *

 

Все вернулось…

Прежние свиданья,

И широкий необъятный вид

На луга, на даль без окончанья,

Что размахом крылья шевелит.

Лишь потухли взоры и надежды,

Лишь душа устала отвечать,

Лишь устали пламенные вежды

Жизнь, как прежде, вызовом встречать...

И глядишь ты грустно в отдаленье,

На луга, на даль, на синий лес,

И не веришь в силу и стремленье

И не веришь в проповедь небес.

Безнадежно опустились тучи,

Безнадежно-молчалива даль

Голос веры крепкой и певучей

Превратился в горечь и печаль.

И не в силе я тебя уверить,

Потому что уж не верю сам,

Что лишь только надо ждать и верить

Безучастно-тусклым небесам.

 

1918, Калуга; испр. в 1943,Челябинск

 

 

 

Приход весны

 

Как сквозь глухого небытья

И бесконечной смутной ночи

Опять весны встречаю я

Бездонно-голубые очи.

Она пришла в лазурный день:

Просторы Солнце разогрело,

И розоватых тучек тень

Легко над пашнями летела.

Синел в тени опушек снег,

На солнце трепетали дали,

И как бы струи многих рек

В пределах неба протекали.

В полузадымленном лесу

Под редкой праздничной капелью,

Алмазы рдели на весу,

Тянуло сыростью и прелью.

К полудню звонкие ручьи,

Сверкнули бурыми межами,

Повеселели воробьи,

Защебетали над полями.

В многоразличных голосах,

Средь бесконечных повторений,

По всей земле и в небесах

Гудел задорный гул весенний.

 

1918, Калуга; испр. в 1952, Караганда

 

 

 

Числа

 

О, математики, философы, поэты —

Премудрости великие цари,

Лавровые венки судьбой на вас одеты

В час человеческой зари!

Вы славились века, пройдут веков мильоны

И ваша слава не умрет —

Колоссы Мемнона, колонны Парфенона —

Земного гения оплот!

Да славятся бессмертные творенья —

Божественной гармонии сыны:

Былая жизнь попрала тайны тленья,

Влила в кипенье жизни — сны.

И вот смотри: живет природа,

Взвесь на весах познанья день,

Вселенную — пространство без исхода,

Где — эхо, отблеск, контур, тень!

Вот — мудрецы, поэты, геометры —

Мужей великих ряд.

Внимаю их священным метрам

И формам их палат.

Вокруг трепещет пульс вселенной —

Ток целочисленных причин, —

И книги нерукотворенной

Богослуженья древний чин.

И познаю я то, что было непонятной

Трансцендентальностью идей

И что теперь мне стало странно-внятным —

Наследье древнее людей.

И вызываю я на пир моих видений

Математических богов,

И стройные ряды державных уравнений

Я передать земле готов.

И то, что ранее загадкой волновало

Мой ненасытный дух,

Из вещих чисел Солнцем встало

И озарило вкруг.

Бессмертие! Гляжу в твои истоки —

В ряды преображенных числ:

Объемлют мир единые потоки,

Единый сокровенный смысл.

Все прошлое и будущее слито

В непрерывающийся ряд,

И мысли нескончаемость открыта,

Где числа торжествуют и творят.

 

1918, Калуга; испр. в 1943, Челябинск

 

 

 

 

*  *  *

 

Как страшно жить!

Повсюду тень

Невозвратимого былого.

Здесь горы — и земли ступень

Ведет к познанью рокового.

Там — у подножия — блестит

Лазурно-золотое море,

И чайка белая парит

В звенящем, солнечном просторе.

Молчит Земля. Века идут

Своей чредой неумолимой,

И только рабство, пот и труд

Чертят узор богохранимый.

Но мир погибнет в некий миг:

Во хлябях скрылась Атлантида,

И все, что человек постиг

Изымет с корнем Немезида.

Природа тайн не выдает —

Она сама живится тайной,

Но гений, шествуя вперед,

Ворует смысл необычайный.

Так ждите же: придет конец,

Вода и суша ополчится

И твой, о, Человек, венец

В незримый прах преобразится.

Не думай выстроить ковчег

И знай, что бегство — бесполезно,

Что озверелых волн набег

Тебя отбросит в ту же бездну.

 

1918, Калуга; испр. в 1943,Челябинск